Нефть после жизни

Мир сегодня разделился пополам. Традиционалисты считают, что «нефтяной век» продлится еще долго. Инноваторы уверены, что уже к 2030 году возобновляемые источники энергии вытеснят углеводороды с половины рынка
ХОЧЕТСЯ еще раз вернуться к XX Петербургскому международному экономическому форуму, чтобы немного сгладить довольно скептическое мнение о нем. Дескать, ни одной внятной мысли на ПМЭФ высказано не было, никаких новых предложений по выходу страны из экономического кризиса не появилось. На самом деле, и мысли были, и предложения. Просто многие выступления оказались за рамками интересов СМИ. Традиционалисты и инноваторы Очень содержательно, например, на наш взгляд, прошел традиционный деловой завтрак Сбербанка с провокационным названием «Жизнь после нефти». Вел его, понятно, Герман Греф. Позиция Германа Оскаровича давно им высказана, он считает, что нефтяной век кончился. На деловом завтраке глава Сбербанка выразился, может, несколько мягче, но не вразрез своих принципов: «Для нашей страны нефть — это наше все, это 25 процентов ВВП. И представить себе сегодня структуру нашей экономики без нефти, которая оказывает не только прямое влияние, но и косвенный вклад в ВВП, в привлечение инвестиций, через потребление, наверное, невозможно. Я ДУМАЮ, еще долго нефть и газ будут сохраняться в качестве базовых источников топлива, но в качестве основных источников топлива они будут уходить на второй план». Производство возобновляемой электроэнергии (ВИЭ) в ЕС за 10 лет выросло на 150 процентов. Электромобиль Tesla в США и Европе стал самой продаваемой машиной класса «люкс». Солнечные батареи за 40 лет подешевели в 250 раз, а их эффективность выросла на 20 процентов. Сегодня, скажем, Китай производит уже 145 гигаватт электроэнергии из ветра. Уже сейчас там все общественные службы, полиция ездят на электрических машинах и мотоциклах. Для России все это пока экзотика. «В тот же период времени мы начинаем договариваться с ОПЕК о том, чтобы сократить добычу нефти, повысить цены на нефть и так далее. Все это навевает немножко грустные нотки, что страны, наши соседи, наши конкуренты идут по пути создания более инновационной экономики, экономики будущего. А мы, по ощущению, немножко цепляемся за старый нефтяной век, пытаясь ухватить за хвост уходящую нефтяную эпоху и поддержать уровень цен», — саркастически заметил Греф. (Вообще, глава Сбербанка полемист известный, так что все его вопросы и короткие комментарии были достаточно ехидны.) Герман Греф предположил, что мир сегодня разделился на две части. Добытчики ископаемых ресурсов считают, что «нефтяной рай» будет длиться вечно. Производители альтернативных энерготехнологий ожидают, что в 2028-2030 годы выработка электричества на альтернативных источниках будет сопоставима по себестоимости с электроэнергией от нефти и газа, при этом ВИЭ станут более эффективны с точки зрения производительности. Дискуссия подтвердила это предположение. Если говорить о наиболее убежденных приверженцах второй точки зрения (ВИЭ победят), то на завтраке Сбербанка им оказался разве что Денис Свердлов, основатель и руководитель целого ряда инновационных компаний, инвестиционного фонда Kinetik, бывший замминистра связи и массовых коммуникаций РФ. Сторонники «нефтяного рая» были в большинстве. Прежде всего ими, естественно, оказались руководители сырьевых компаний Royal Dutch Shell (Бен ван Берден) и Total (Патрик Пуянн), которые уверены, что в первой половине века им точно нечего не грозит. Возобновляемые источники — это пока всего четыре процента мировой энергетики. Причем три процента — это гидроэнергетика, а один процент — ветряная и солнечная. По словам Бен ван Бердена, инвестиции десяти основных компаний-альтернативщиков составляют всего 5 млрд долларов в год, и ни одна из них своим акционерам еще не платила дивидендов. Инвестиции же только одной Shell — это 23 млрд в год. Да, и Shell, и Total вкладываются, в том числе и в ВИЭ, но очень по минимуму, не считая их серьезными конкурентами нефти и газу. Вкладываются же лишь для того, чтобы не держать «яйца в одной корзине». Мол, когда углеводородное топливо действительно сравняется с ВИЭ, мы сможем легко перекинуться на новые рынки и сразу займем на них благодаря своей мощи и опыту доминирующее положение. Германии нас не догнать К точке зрения нефтяного олигархата примкнули и члены российского правительства. «До 2040 года углеводороды будут ключевым источником энергии в мире и общая структура энергобаланса не изменится. Россия как один из основных производителей нефти и газа имеет преимущества, и было бы глупо их терять», — заявил глава Минэнерго Александр Новак. Министр также выразил сомнения насчет перспектив электромобилей. По Новаку, если компьютерные технологии, мобильные телефоны действительно изменили мир, то электромобили мир не меняют, они просто меняют технологию передвижения. Сейчас электро- и гибридные автомобили составляют всего 0,08 процента от 1 млрд 300 млн авто, которые эксплуатируются в мире. Это мизерная доля. Греф, к слову, с Новаком не согласился: «Как владелец Tesla могу сказать, что это совсем другое качество, которое пока люди не могут разделить из-за высокой цены. Она умная, умеет делать многие вещи, которые пока не умеют делать ни BMW, ни Mercedes». Вице-премьер Аркадий Дворкович оказался еще более скептически настроенным, чем Александр Новак. Он считает, что инвестиции в альтернативные источники энергии не дают отдачи, а за тот экономический эффект, который есть, полностью платят потребители и налогоплательщики. Дворкович в качестве примера привел один из самых больших энергетических рынков — Германию. «Посмотрите, что там происходит, — акцентировал он, — 25 млрд ежегодных субсидий на покрытие убытков от высокой доли возобновляемых источников, и это деньги налогоплательщиков. В Германии самая дорогая энергия в Европе, потому что она пошла по пути быстрого развития альтернативной энергетики. При этом она еще отказалась от атомных станций. Сейчас в Германии энергобаланс скатывается в сторону угля (самого грязного вида топлива) и возобновляемых источников энергии (самого дорогого вида энергетики). Микс, может, и приемлемый по цене, но неэффективный». Дворкович привел аргументы в пользу позиции российского правительства «лучше сидеть и не дергаться». Во-первых, мы производим углеводороды, то есть «это наше все». Во-вторых, мы не хотим, чтобы российский потребитель платил очень высокую цену за ВИЭ. Вот мы дождемся момента, когда эти технологии станут более дешевыми, тогда-то за них и возьмемся. «Кто-то скажет: технологически это оставляет нас немножко позади, но с точки зрения экономических реалий это более рациональный подход, — вот так вице-премьер, видимо, предвидя последующие иронические высказывания ведущего, попытался их предупредить. Но не удалось. «Здесь была упомянута Германия, — сразу прицепился Греф. — Мы поняли, что в России эффективный энергобаланс, а в Германии абсолютно неэффективный. Хотелось бы дать слово представителю Германии, председателю правления химической компании Linde AG Вольфгангу Бюхеле. Вольфганг, как вы там живете с таким неэффективным энергобалансом, мы даже стали вам сочувствовать». Бюхеле, кстати, большой друг России, недавно ставший главой Восточного комитета немецкой экономики, который занимался налаживанием контактов сначала с СССР, а теперь — налаживанием контактов с Россией. Вольфганг, правда, во внутрироссийский юмор вмешиваться не стал, он стал рассказывать про водород, который для автомобилей, по его мнению, является наряду с электробатареями не менее хорошим заменителем бензина. Ближе к концу дискуссии, чтобы задействовать всех участников завтрака, был произведен опрос: в чем главная опасность инерционного сценария развития России? Каждый стол должен был высказать свою консолидированную точку зрения. В результате большинство (62 процента) главную опасность увидели в увеличении разрыва со странами-лидерами. Что интересно: все СМИ внимательно цитировали Новака и Дворковича, Грефа и Кудрина (который выступил в конце делового завтрака), но совершенно не заметили выступлений Геннадия Зюганова и Сергея Глазьева. Глазьев — д. э. н., академик РАН, но в прессе он обычно представляется чуть ли не клоуном от экономики. Ну а про Зюганова вообще нечего говорить. Он, конечно, доктор философских наук, но не экономических же. Да и коммунисты уже привели советскую экономику к краху. И в мире нигде коммунистические режимы так и не смогли показать эффективность, сопоставимую с рыночной экономикой. Не менее интересно и то, что Новак и Дворкович считались в правительстве Медведева чуть ли не младореформаторами. На самом же деле после дискуссии на деловом завтраке Сбербанка они выглядели более дремучими, чем Глазьев и Зюганов, которые по основным моментам солидаризировались с Грефом и Кудриным. Глава Сбербанка, который не первый год говорит о низком качестве управления экономикой в стране, в лоб спросил Зюганова: согласен ли он с ним или не согласен, и Зюганов ответил, что полностью согласен. А после выступления Кудрина опять же Греф не преминул заметить: «Геннадий Андреевич, Кудрин полностью согласен с вами. Он сказал фактически то же самое». Монетаристы и кейсианцы Вопрос Грефа Глазьеву (как и вопросы Новаку, Дворковичу) был с явной подковыркой: «Вы назвали политику Центробанка безумной. Это сильное заявление для ученого, бизнес- и финансовые институты вашу точку зрения не разделяют. Я хотел бы, чтобы вы ее обосновали». Глазьев, впрочем, на подковырку не поддался. Перед тем как перейти к «денежно-кредитному сюжету», он начал говорить о своем видении ситуации в российской и мировой экономике. Сергей Глазьев — «кондратьевец» и, в отличие от многих российских экономистов, этого не скрывает. Он считает, что сейчас мир живет в период крупномасштабных структурных изменений, которые связаны со сменой длинных волн Кондратьева и лежащих в их основе технологических укладов. Этот процесс всегда начинается с резкого всплеска цен на энергоносители. Так уж устроена экономическая конкуренция. В ситуации жесткости технологической структуры, в эпоху зрелости технологического уклада цены на базовые продукты резко растут, что как раз и является стимулом для структурной перестройки экономики. В переходные периоды экономика погружается в очень сложный процесс. Огромная часть традиционных сфер деятельности перестает приносить доходы, на рынке образуются финансовые пузыри, так как инвесторы не знают, куда нужно вкладывать деньги, — традиционные направления инвестиций перестают давать отдачу. В этих условиях одна из главных задач макроэкономических регуляторов — обеспечить стабильность, избавиться от зависимости колебаний цен на нефть. (Выступающий за Глазьевым Кудрин с этим полностью согласился.) Глазьев также уверен, что в ближайшие 20 лет, исходя из теории длинных волн, скачков цен на энергоносители мы больше не увидим. Придет новый технологический уклад, и он «обеспечит на порядок большую эффективность энергопотребления и даст принципиально новые возможности генерирования солнечной энергии, где удельная мощность генерации уже сравнится с тепловой». Второй очень важный момент по Глазьеву — это структурный переход к новому экономическому укладу. В такие времена резко возрастает неопределенность, поэтому роль государства в снижении рисков должна быть максимально усилена. Для стимулирования инновационной активности бизнесу требуется помощь в освоении новых технологий, ведь расходы на их формирование растут в разы. К тому же в этот период государству потребуются вложения в новые виды инфраструктуры, вдоль которых будет развиваться новый технологический уклад. «В чем секрет успешной экономической политики и почему мне кажется, что все, что делают наши денежные власти, выглядит очень странно на общем фоне, — Глазьев наконец перешел к «денежно-кредитному сюжету». — Все ведущие страны мира стремятся создать как можно больше стимулов для формирования нового технологического уклада. Если раньше это делалось за счет роста государственных закупок, ассигнований на субсидирование НИОКРов, то сегодня наряду с этим активно применяются методы денежного стимулирования экономического роста. Возник даже такой термин «денежно-промышленная политика». США, Европа, Япония перешли на низкую, кое-кто и на отрицательную процентную ставку. Политику количественного смягчения можно критиковать, но остается фактом, что у инженера, предпринимателя, ученого там нет сегодня проблем взять кредит, получить финансирование. В то время как у нас финансовые барьеры стали выше. Кредиты — это механизм финансирования экономического роста на базе новых технологий, а процент за кредит, как сказал австрийский и американский экономист Йозеф Шумпетер, — это налог на инвестиции». Монетаристами у нас всегда обзывали Грефа и Кудрина, но никак не Глазьева (его кейсианцем обзывали). Так что после денежно-кредитного спича глава Сбербанка иронично ему заметил: «Я еще раз убедился, что самый главный монетарист в нашей стране — это вы. Вы глубоко верите, что, изменив денежно-кредитную политику, можно получить изменения всей структуры экономики». Памяти Nokia Действительно, суть не только в денежно-кредитной политике, там масса составляющих. Скажем, Новак говорил: зачем заниматься ВИЭ и электромобилями, если по накопителям энергии за последние несколько десятилетий нет никакого прогресса. По батареям промышленность тоже топчется на месте. Высокая цена на литий-ионные батареи обусловлена ограниченностью сырьевой базы и т. д. И Герман Греф, и Денис Свердлов на это возразили, что не надо даже пытаться прогнозировать будущее, это не получится. Нельзя прогнозировать то, чего еще нет. Но с другой — новые накопители и батареи могут появиться нежданно-негаданно уже завтра. Свердлов, например, утверждал, что он якобы держал в руках батарею весом пять килограммов, емкость которой сопоставима с литий-ионной батареей, весящей 450 кг. При этом еще и пугал сырьевиков, что на рынок ее выбросят через год или два. Этому опять же можно верить, можно не верить. Может, появится, а может, нет — нельзя прогнозировать будущее. Проблема здесь все-таки в подходах. Сергей Глазьев, скажем, категорически не согласился с Аркадием Дворковичем по поводу «сидеть и ждать, когда все подешевеет». «На самом деле, беда в том, что если мы сами не будем осваивать новые технологии, то затем мы в них никогда не войдем, — уверен он. — Потому что технологии растут нелинейно, и одновременно с их распространением растет и цена входа на эту технологическую траекторию, растет инвестиционная емкость. Секрет технологического успеха заключается в том, чтобы найти точки роста в начальной стадии нового технологического уклада, в них вложиться и затем на новой длинной волне получить прибыль за счет опережающего роста этих сфер деятельности». Возможно, он и прав. «Сидя и ждя», мы пропустили компьютерный бум, бум мобильных телефонов, смартфонов, теперь все это приходится покупать у более предусмотрительных стран. Надежды на то, что все будет как всегда, рушатся порой одномоментно. И это касается и правительств, и компаний, даже таких больших и устойчивых, как Shell. Сверлов по этому поводу вспомнил историю компании Nokia. Когда ее главе в 2010 году показали смартфон Apple, он усмехнулся: дескать, зачем нам эта инновация, если мы в час производим больше телефонов, чем Apple в год. И вот где теперь Nokia и где теперь Apple. То есть вопрос: «Есть ли жизнь после нефти?» можно сформулировать и по-другому: «А нужна ли будет нефть после жизни?», когда новые технологии просто убьют ваши некогда успешные компании и, казалось бы, вполне стабильные национальные экономики, не рискнувшие бросить свои традиционные виды производства и поставить на новое. *** Ну и в конце нельзя не сказать о том, что благодаря нашему кандидату на предстоящих выборах в Государственную Думу Александру Жукову наконец-то на форумах такого уровня начала хорошо звучать и наша родная Новосибирская область. Выступая последним, он заметил, что для некоторых областей вопроса «жизни после нефти» вообще не стоит. Потому что нефти у них никогда не было. «Сейчас я довольно тесно столкнулся с экономикой Новосибирской области, — сообщил он. — Там нет ни нефти, ни газа, но там есть другое конкурентное преимущество — мозги. СО РАН, академические институты и очень хорошие университеты. На протяжении 90-х годов вся эта система выживала, сейчас же они собрались и сделали программу на базе собственных научных разработок. Это нанотехнологии, биотехнологии, развитие медицинского кластера. И все это, можете мне поверить, позволит региону расти значительно быстрее других. Даже быстрее регионов, имеющих газ и нефть...»

Источник: http://www.benzol.ru/news/?cat_id=1&id=334618